Сергей Архангельский: «У меня были очень хорошие учителя»
14-10-2015, 00:03. Разместил: turkmen
«Мы стали качественнее работать»
— Сергей Михайлович, для вас, как для главного врача, поработавшего и в роддоме, и в перинатальном центре, есть существенная разница между этими понятиями?
— С момента открытия роддома в 1996 году и до 2005 года шла определенная эволюция в развитии. У нас, например, не было отделения детской реанимации. Мы создали свою лабораторию гемостаза, провели перепрофилирование палат для совместного пребывания матери и ребенка, уменьшили количество раздельных палат. Изначально заложенные объемы предусматривали дальнейшее расширение. С первых дней работы родильного дома мы были профилированы по экстрагенитальной патологии, то есть к нам шли пациенты с различными тяжелыми заболеваниями: сахарный диабет, гипертонические болезни, пороки сердца и т.д. Но для многих из них это была единственная возможность иметь ребенка. Мы старались помогать и невольно учились работать с тяжелыми пациентами, «реанимационными детьми». Какую-то положительную роль, наверное, сыграло и то, что до моего назначения на должность главврача я занимался именно этой проблематикой на кафедре повышения квалификации, то есть учил не студентов, а уже действующих врачей. Возможно, мне в этом плане было проще работать. Что касается разницы между роддомом и перинатальным центром, то она как раз и заключается в наличии этих двух конкретных отделений, которые мы создали и открыли. Это консультативно-диагностическое отделение, в котором проводятся консультации пациентов высокой группы риска, приезжающих к нам из районов области, и отделение детской реанимации. В последнем создан второй этап выхаживания новорожденных. Это отделение по своей сути тоже является реанимационным, только в нем проводятся долечивание и донашивание детей после реанимации. Дети находятся там в течение месяца, иногда двух, а матери имеют свободный доступ к ребенку. Это, можно сказать, технические различия. Ну а в остальном — переход из одного статуса в другой прошел плавно и безболезненно.
— Сегодня в Саратове два перинатальных центра. Это много или мало для почти миллионного города?
— В некоторых регионах, сравнимых с нашим по площади и населению, всего один перинатальный центр, и он справляется. У нас — два. Да, можно сказать, даже три! Восьмая горбольница позиционирует себя тоже как перинатальный центр, и по своей структуре она подпадает под такую категорию. Считаю, что с открытием нового перинатального центра мы стали качественнее работать. Раньше приходилось трудиться со значительной перегрузкой. Например, на врача палаты патологии сейчас приходится 10 пациентов, а раньше дело доходило до 15-17. Если это какие-то кратковременные моменты, то можно пережить, но когда такая нагрузка ложится из года в год, становится очень тяжело. Снижается качество, начинает развиваться синдром профессионального выгорания.
— Но профессиональное выгорание зависит не только от объема работы. Как справляетесь с этой проблемой?
— У нас работает психолог, которая защитила кандидатскую диссертацию на эту тему. Она постоянно находится в контакте с сотрудниками, в первую очередь со специалистами детской реанимации, которым, как никому другому, нужна определенная психологическая устойчивость, с врачами родильного блока, принимающими по 25 родов в сутки. Ведь там очень часто счет идет на секунды, и надо принять единственно верное решение.
— Но такая помощь нужна и пациентам. Как решаете этот вопрос?
— Для этого мы создали службу кризисных ситуаций для пациентов, в которую входят акушер, педиатр, психолог, психотерапевт и юрист. Это в основном для социально неадаптированных пациентов, юных первородящих, а также для пациентов, перенесших тяжелые заболевания. Как только поступает информация о таких пациентах, специалисты этой службы тут же включаются в работу.
— С какими основными проблемами приходится сталкиваться в повседневной деятельности?
— Основной вопрос, который волнует, пожалуй, все перинатальные центры, — четкое взаимодействие с районами области. Это очень серьезный вопрос. Потому как у себя в центре мы зачастую выявляем ту или иную патологию, которая была недостаточно оценена на местах в ЦРБ. Иногда бывают случаи, когда необходимая помощь оказывается запоздалой.
— И какие меры принимаются для решения этой проблемы?
— Сейчас находится в разработке электронная программа взаимодействия. В нее вносятся все данные о пациенте, а полная информация будет попадать в перинатальный центр конкретному врачу, который будет ее просматривать и корректировать ситуацию. Если нет оснований относить пациентку к высокой группе риска — работайте с ней на месте, а если есть — давайте ее доставим к нам. Нечто подобное у нас уже применяется. Согласно моему приказу, первый дежурный врач, а это все врачи первой и высшей категории, должен оказывать консультативную помощь по телефону. Условно говоря, при возникновении сложной ситуации звонят сюда, на телефон родильного блока, сообщают всю необходимую информацию, а дежурный врач оперативно дает рекомендации.
«Объемы проводимых обследований удивляют даже москвичей»
— Почти 20 лет вы возглавляете перинатальный центр. Для такого профессионального долголетия, наверное, мало правильно выстраивать внутреннюю политику, надо налаживать связи с чиновниками, с министерствами. Другими словами, вести грамотную «внешнюю» политику, работать над имиджем лечебного заведения. Вы согласны с этим и как вам это удается?
— Безусловно. Имидж нашего перинатального центра сейчас на очень высоком уровне. Причем не только в Саратовской области, но и в масштабах страны. О нас знают и в Москве, и в Питере. Эту работу ведет не только главный врач. Например, один из наших сотрудников, психотерапевт Ольга Михеева, является председателем секции психотерапии в Санкт-Петербурге.
Помимо этого мы создали уникальное отделение гемостаза, самое крупное в Саратовской области. Объемы проводимых нами обследований удивляют даже москвичей. Мы смотрим такие параметры крови, которые многим московским лечебным учреждениям не под силу изучить. Я всю жизнь занимался проблемой свертывающейся и противосвертывающейся системой крови, системой гемостаза. Наверное, это тоже помогло. Мы нашли единомышленников, сумели создать команду. И сегодня у нас уже есть серьезные достижения в этой области. Ведь мы работаем не только для себя, но и для всей губернии. Фактически это относится к санитарной авиации. Например, поступает звонок из района, где находится пациент, у которого серьезная потеря крови, кровь не сворачивается, что делать? Мобильная бригада выезжает туда с аппаратурой, проводит коррекцию, обеспечивает остановку кровотечения. И спасает жизнь.
— Какой составляющей, по-вашему, больше в должности главного врача роддома — врачебной или административной?
— Администрирование, с моей точки зрения, все-таки приложение, хотя и не менее важное, к основной профессии. Но я считаю, что возглавлять роддом должен врач. Если он владеет профессией медика, то ему проще и администрировать. Только врач может сделать правильный выбор в плане медикаментов, оборудования и т.д. Все эти вещи взаимосвязаны. Это основа деятельности главного врача. Может, и настанут такие времена, когда будет отдельно менеджер, отдельно — заместитель по лечебной работе. Но сейчас жизнь складывается так, что каждому заместителю главный врач должен указать правильное направление действий. Будь то зам по лечебной работе, по организационно-методической работе, клинико-экспертной работе или АХЧ.
— Но административную работу вам все же приходится выполнять...
— Безусловно. И занимает она очень много времени. Где-то, наверное, 65-70 процентов.
— А удалось ли выстроить ту систему, которую можно назвать работающей?
— Мне кажется, что удалось. Просто у меня были очень хорошие учителя. В свое время я работал в 1-й советской больнице, где главным врачом был Юрий Яковлевич Гордеев. У него все было совмещено. Он принимал ежедневный отчет у дежурных врачей, вникал в лечебные вопросы наиболее трудных клинических случаев. Совершал административный обход, который включал не исследование количества стульев в отделении, а выяснение всех обстоятельств пребывания каждого пациента, находящегося в стенах больницы. Он задавал вопросы, давал рекомендации. Несмотря на то, что больница была многопрофильной, в каждом отделении прислушивались к его словам. И у себя я стараюсь делать именно так.
— Для главного врача хорошие кадры всегда на вес золота. Как вам удается привлекать и удерживать высококлассных специалистов?
— У нас очень низкая текучесть кадров. В основном уходят только те, кто не очень хочет по- настоящему работать. Так что мы особо никого не привлекаем. Многие сами пришли. С некоторыми я работал еще в 1-й советской больнице. У нас одна школа и одинаковое мышление. Мы понимаем друг друга с полуслова. Это касается и зама по лечебной работе Елены Григорьевны Делиникайтис, и Ларисы Евгеньевны Прокопенко. Абсолютное большинство выросли и возмужали здесь. Мы очень гордимся, что эти люди стали великолепными врачами, мастерами своего дела именно в стенах перинатального центра. Очень многие работают с момента открытия в 1996 году, кто-то пришел позже, но все они росли уже в процессе работы, и сегодня это команда профессионалов.
«Мода на роды за границей будет постепенно сходить на нет»
— Многие богатые россияне предпочитают сегодня рожать за границей. В чем серьезные отличия в системе родовспоможения у нас и за рубежом?
— Сегодня я не вижу какой-то разницы. Я понимаю, что привлекает богатых людей в зарубежных странах. В первую очередь это уровень сервиса западных клиник и суперсовременное новейшее оборудование. Но ведь главное — это все-таки рождение живого и здорового ребенка. И сегодня наша страна по этим показателям вплотную подошла к цифрам развитых стран. Конечно, работы еще непочатый край. Но выбранное направление и темпы нашего развития, можно сказать, революционные. У нас все услуги практически бесплатны, и, думаю, в дальнейшем мода на роды за границей будет постепенно сходить на нет. Знаю, что многие богатые люди уже сегодня обращаются в российские клиники, где им могут предоставить такой же уровень сервиса, что и на Западе. А негативные моменты есть и здесь, и там.
— В нашем обществе бытует такая точка зрения, что врачу зачастую проще сделать кесарево сечение, нежели помочь родить естественным путем, так, чтобы и с ребенком, и с матерью все было в порядке. Вы согласны с такой точкой зрения?
— Мне, пожалуй, некорректно отвечать на этот вопрос, потому что изначально в любом перинатальном центре количество оперативных родоразрешений будет выше, чем в любом другом лечебном заведении. Связано это с тем, что к нам поступают, во-первых, пациентки группы высокого риска. В этих случаях консервативное родоразрешение может привести к необратимым последствиям, как для самой мамы, так и для малыша. Во-вторых, это преждевременные роды. Сейчас вся мировая медицинская общественность ратует за кесарево сечение, как самый щадящий способ родовспоможения при преждевременных родах. Мы должны создать такие условия, чтобы не повредить недоношенного ребенка. Это объективные показатели, от которых никуда не уйти. У нас 30 процентов родоразрешения идет путем оперативного вмешательства, а остальные 70 процентов рожают сами. Просто лет 10-12 назад мы даже не разрешали беременеть пациенткам с той или иной патологией. Сейчас это возможно. Еще не так давно беременность и искусственный клапан сердца были несовместимы. А сегодня мы успешно справляемся и с такими случаями. С каждым годом количество пациенток, которым разрешена беременность, неуклонно растет. При этом практически всегда она разрешается путем оперативного вмешательства. И продиктовано это в первую очередь интересами матери и ребенка.
— У многих беременных принято идти в роддом к конкретному врачу...
— Да, так часто бывает. Кстати, большинством приказов Минздрава РФ и фонда ОМС закрепляется такое положение. Если человек приходит в роддом и говорит, что хочет рожать, к примеру, у доктора Иванова, то ради Бога.
— По отзывам многих мам, побывавших в вашем перинатальном центре, дородовое отделение просто отличное, но вот реанимационное вызывает вопросы. Также много претензий по питанию.
— Мы уже решаем эту проблему. Питание будет отдано на аутсорсинг. Можно сколько угодно заботливо относиться к пациентам, но если еда будет низкого качества, то и все впечатления о пребывании будут испорчены.
Кстати, хочу через ваше издание поблагодарить работников фонда медицинского страхования. Сегодня нам выделяются большие деньги и, в частности, на ремонт, на противопожарную безопасность. У нас введена система браслетов. Теперь каждому поступающему в отделение пациенту выдается специальный браслет. В случае возникновения какой-то тревожной ситуации пациентка может просто нажать на нем кнопку, и по месту поступления сигнала тут же приходит медсестра или врач. Проведены ревизия и ремонт автоматической пожарной вентиляции, теплового узла. Предстоит ремонт всех санузлов, замена старых окон на новые — пластиковые — в рамках режима энергосбережения. Будет отремонтирована крыша. Выделены серьезные денежные средства на ремонт имеющегося медицинского оборудования. Потому как купить, например, новый аппарат ЭВЛ стоит где-то в пределах 2,5-3 млн рублей, а отремонтировать на эти деньги можно 10 таких аппаратов.
— Как вы относитесь к присутствию вблизи роддома табачной фабрики? Вы какие-то действия предпринимаете, чтобы изменить эту ситуацию?
— Мы направляли много писем на эту тему, но это уже компетенция Минздрава.
— А сами ощущаете это табачное соседство?
— Ощущаем, конечно, но мы не можем передвинуть предприятие. У нас есть и другая проблема. Многие пациентки курят столько, что никакой табачной фабрики не надо.
«Родовой сертификат — это движение вперед»
— Вопрос снижения детской и материнской смертности при родах всегда был актуальным. Насколько сегодня изменилось положение?
— По нашему перинатальному центру цифры такие: ранняя неонатальная смертность, то есть до 7 суток, — 4,4 промилле на 1000 родов, по всему центру это и неонатальная, и интернатальная — 5,5. Этот показатель очень близок к европейскому.
— А по числу смертей, например, в этом году?
— С января — 15 человек, из них 3 мертворожденных и 2 онтонатальных, то есть те, кто уже поступил с погибшим плодом в полости матки. Но они также идут в статистику.
— В сравнении с прошлым годом как выглядят эти показатели?
— Приблизительно одинаково. Сейчас мы вышли на определенный уровень, и ситуация должна стабилизироваться, прежде чем будет сделан очередной шаг к снижению.
— Какие факторы влияют на снижение?
— Прежде всего, надо подходить строже в вопросах донашивания беременности, к срокам родоразрешения. Вот конкретный пример. У нас сейчас есть лицензия на оказание высокотехнологичной медицинской помощи, которую мы оказываем глубоко недоношенным детям. А начинали с оказания простой помощи, включавшей респираторную поддержку, введение антибиотиков и т.д. Сейчас мы подключаем микрометод исследования системы гемостаза, для того чтобы избежать внутрижелудочковых кровоизлияний. А также начинаем использовать современные антибактериальные средства. Например, такой препарат, как куросурф, для расправления спаек легких при преждевременных родах, закупили иммунобиологический препарат синагис, который стоит 55 тысяч рублей за флакон и вводится глубоко недоношенным детям. Но он ликвидирует всяческую инфекцию, попадающую в организм новорожденного. Одним словом, уровень борьбы за жизнь ведется на качественно новом уровне. При этом пациенты за это не платят, помощь осуществляется в рамках ОМС. Раньше такого и близко не было, чтобы один случай оказания медицинской помощи таким детям составлял более 300 тысяч рублей. Сейчас все это доступно.
— На ваш взгляд, такая система себя оправдала?
— Безусловно. Это движение вперед. Как говорят японцы, лучше по миллиметру, но каждый день. Так и у нас ежедневно идет отработка каких-то параметров. Будь то вентиляция или назначение каких-либо препаратов. Это целый комплекс — от момента зачатия до рождения.
«Наш коллектив — команда единомышленников»
— В свое время наше государство озаботилось проблемой демографии. Медицинскому персоналу были повышены зарплаты, для рожениц введен материнский капитал за второго рожденного ребенка. По-вашему, этих мер достаточно или нужны какие-то новые стимулы? Ведь прогнозируется снижение рождаемости: экономический кризис, неопределенная дальнейшая ситуация с материнским капиталом и главное — основной категорией среди рожениц сейчас станет поколение 90-х, то есть того периода времени, когда в стране был жесточайший демографический спад.
— Пока сложно что-либо прогнозировать. Наверное, надо решать проблемы по мере их возникновения. Сейчас спада нет. Количество пациентов в последнее время неизменно. Но мы все-таки оказываем медицинскую помощь в основном роженицам с патологиями. И я опасаюсь того, что из года в год их число будет только нарастать.
— Чего недостает центру сегодня?
— Сейчас мы входим в своеобразный период времени, когда старое оборудование начинает вырабатывать свой ресурс, а новое, которое мы закупаем, по своему качеству и потенциалу значительно выше. Следовательно, нужно дополнительное обучение для правильного использования такой аппаратуры. Но это все пути эволюции. И в будущем такой переход на новый уровень, безусловно, поможет снизить показатели младенческой смертности.
— Каким, по-вашему, должен быть идеальный роддом?
— В первую очередь такое заведение должно располагаться вблизи многопрофильной больницы, для мобильной консультации всех пациенток с различными патологиями. В нем должен быть определенный персонал, который будет кровно заинтересован в результатах своей работы. Я часто повторяю своим сотрудникам, когда возникают какие-то неординарные моменты: «А если бы там была твоя мать или твой ребенок? Если бы эта ситуация касалась тебя лично?». Ведь не всегда вопрос рассматривается с этой точки зрения. Не должно быть равнодушия или какого-то формального отношения. Зачастую проблема бывает и в том, что в большой клинике очень много специалистов, нацеленных на решение одной какой-то проблемы. Акушеры, гинекологи, анестезиологи, неонатологи — каждый из них должен внести свою лепту, но для этого они должны стать дружной командой, а ее, в свою очередь, надо создать и воспитать. Вот сегодня в нашем перинатальном центре действует команда единомышленников и профессионалов. Это и есть залог успешной работы.
Вернуться назад